Logo
Liberale Jüdische Gemeinde

Wolfsburg – Region Braunschweig e.V.

Interview 9

Д.Т.

- Когда почувствовал себя евреем? Если вкладывать в слово «еврей» не только национальность, но и нечто более глубокое и значительное, то достаточно поздно…

Я родился в городе Вильнюс в 1955 году. До войны, а, точнее до 1940 года, когда Литва была присоединена к СССР, Вильнюс, или, как его раньше называли, Вильно, был крупнейшим центром еврейской культуры. Его даже называли «Иерушалаим де-Лита» -«Литовским Иерусалимом». Но когда наша семья после войны переехала в Вильнюс из Барнаула (после эвакуации), всё это было в прошлом.

Хотя я и знал, что мы евреи, (тем более, что родители время от времени говорили на идиш и мать иногда по вечерам пела какие-то тоскливые песни на непонятном мне языке), ничего еврейского, тем более, религиозного в моей детской и юношеской жизни не было. И всё же некоторые искорки еврейского самосознания уже тогда время от времени вспыхивали.

Ну, например?

Ну, например, вспоминается такой эпизод. Мне было лет шесть или семь. В то время велосипеды были далеко не у всех и я ходил кататься к соседскому мальчику. Мы обычно ездили по очереди, но в тот раз, не помню уже почему, он не давал мне прокатиться. И тогда я сказал ему фразу, которую, видимо, слышал от взрослых: «Вот из-за таких жадных как ты нас жидами обзывают». Тогда я не до конца понимал смысл сказанного, но две вещи уже твёрдо зафиксировались в детском сознании: я еврей, я другой, чем окружающие, и евреев не любят. Почему нас не любят? Чем я плохой? Ответа у меня не было.

Тебе рассказывали родители что-нибудь о Холокосте?

И да и нет. Слов таких мы не знали – Холокост, Шоа... Рассказывали о дядьке-военвраче – единственном в нашей пролетарской семье с высшим образованием – который погиб от ран в январе 1942, мать рассказывала о старшей сестре Розе, которую вместе с грудным ребёнком (она не успела эвакуироваться) - сбросили живой в колодец. Ещё она рассказывала о том, как их поезд ( с красным крестом – так как в нём были раненые) разбомбили. Вначале разбомбили паровоз, а потом из пулемётов расстреливали разбегающихся женщин и оставшихся лежать в вагонах раненых. Нет о Шоа не рассказывали. Да и, вообще, война воспринималась как общее горе- русское, татарское, литовское... На улицах иногда ездили мужчины без ног – на деревяных тележках. У нас в школе преподавала историю Нина Ивановна, у которой не было руки... Война была против нас всех. Лишь позже я стал понимать, что против «евреев» она была особенно жестокой. Тотальной и печально безысходной. Позже из отрывков информации я узнал, что улица, на которой мы жили, в войну была частью гетто. В этом гетто было много евреев. Десятки тысяч. Только небольшой группе удалось убежать к партизанам.

А остальные?

Остальные были расстреляны. Под Вильнюсом есть район Панеряй – там они все лежат – больше 150 000. Когда я об этом узнал, то долгое время по вечерам мне мерещились в окнах силуэты людей – некоторых из тех...

Ты лично сталкивался с антисемитизмом?

Достаточно часто, хотя по морде не били. В 6-7 классе хорошая знакомая девочка рассказывала о том, что евреи убили польского мальчика и из его крови делают мацу.

Или в десятом мы должны были исключать из комсомола девочку за то, что она уезжала в Израиль. Я её знал. И я знал, что она не хотела ехать, но что мог сделать пятнадцатилетний подросток? Тогда я, чтобы поддержать её, тоже сказал, что я еду. Что тут началось. К счастью, в комитете комсомола были друзья. Меня не выгнали. Отделался выговором. Сталкивался с антисемитизмом и в армии…

Но было и другое. Помню, как уже позже, когда я несколько лет работал вожатым в Артеке и где собрался прекрасный педагогический коллектив, общее отношение к евреям и, особенно, к Израилю ( это было время шестидневной войны) было хорошее. Начальник лагеря - Евгений Алексанрович (все его только по имени-отчеству звали) довольно часто с горечью вспоминал как на его глазах (он был тогда ребёнком) в оккупированном Севастополе их детского врача во главе колоны евреев гнали на расстрел.

Или ещё: когда в Москве создали пресловутый антисионистский комитет, один из вожатых в шутку предложил создать у нас сионистский, произраильский. Света Полозкова – начальник соседнего лагеря, русская, посмотрела на мои испуганные глаза (мне был непривычен такой поворот событий) и сказала: «Председателем буду я.» И, не переводя духа, продолжала: «Кто из нас знает больше еврейских песен?» Более того, спела три или четыре песни на идиш. Много позже Света рассказывала, что она выросла в Красноярске, в большом дворе, где жило несколько еврейских семей. Там она эти песни и выучила. Я же – Homo Sowetikus – на тот момент не знал ни одной.

Конечно, мысль об организации сионистского комитета была не больше чем шутка. Но, как говорится, в каждой шутке есть доля правды.

Значит при поступлении в институт или на работу, ты не сталкивался с дискриминацией по пятому пункту?

Нет, не сталкивался. Но это легко понять.У нас каждый четвёртый преподаватель был аид – от философии до древнерусской литературы. И, кроме того, в Вильнюсе уровень антисемитизма был значительно ниже, чем в Москве или в Ленинграде. Вообще, чем в России или в Украине.

Но как получилось, что ты в Германии из человека нерелигиозного, имеющего сравнительно незначительное представление об иудаизме превратился в основателя целого ряда еврейских культурных центров и даже еврейской либеральной общины?

Видимо, такая потребность жила во мне и раньше, но не была реализована. Во всяком случае, когда в Магдебурге я стал учиться на социального педагога и много просиживал в библиотеке, то кроме необходимых мне по учёбе книг, стал читать книги по еврейской истории. Меня мучал всё время вопрос: «Почему в Союзе мы были народом, национальностью, а здесь в Германии евреи – религиозное сообщество?» Позже, заинтересовавшись реформами Наполеона, который первый в Европе отменил дискриминацию евреев, понял, что корни такого представления идут именно оттуда. Один из депутатов Учредительного собрания Клермон-Тоннер сказал 1789 году ключевые слова: «Как граждане, евреи имеют равные права с другими. Всё, что касается религии- это их личное дело».

Собственно, с того времени, видимо, и произошло разделение. Евреи в Европе хотели быть полноправными гражданами и отказались от своей народности и культуры. Евреи в Советском Союзе отказались от своей религии. Правда, не по своей воле. Я не разделяю евреев на верующих и не верующих, на правильных и не правильных. Ключевое слово для меня- «Традиция». Быть евреем это значит соблюдать традиции предков- петь еврейские песни, отмечать еврейские праздники, встречать Субботу, помогать людям, бороться против исторической амнезии и фашизма, за мир на священной земле. То есть делать то, что на иврите называется Тиккун Олам. Это моя Традиция. Это моя культура. Это моя религия. А есть ли Б-г или Его нет – это не так существенно. Об этом человеку знать не дано…